Во время Пунических войн — борьбы не на жизнь, а на смерть между Карфагеном и Римом — суровый римский сенатор Катон Старший прославился усвоенной им упрямой привычкой. О чем бы ни говорил он на заседаниях сената — о выборах ли в комиссию или о ценах на овощи на римском рынке, — он каждую свою речь кончал неизменно одной и той же фразой: «А кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен!» Старый политик не однажды побывал в логове африканского льва — Ганнибала, в самом Карфагене, и каждый раз возвращался настолько потрясенным его богатством и мощью, что самое существование этого государства считал (не без оснований) смертельной угрозой для своей родины.
Над мудрым старцем сначала посмеивались, а потом все случилось, как ему хотелось: в результате страшной кровавой борьбы Рим победил, Карфаген был стерт с лица земли, и самое место, где он стоял, распахано римскими плугами. Но прошло два тысячелетия, а мы все еще помним и повторяем назойливые слова упрямого старца; повторяем в двух случаях; когда хотим показать, что кем-нибудь овладела навязчивая идея, мания, мысль, с которой его невозможно сбить, и когда нам надо указать на действительную, постоянную и грозную опасность, до устранения которой немыслима нормальная жизнь. «Цэтэрум цэнзэо, — говорим мы тогда, как Катон. — Картагинэм дэлёндам эссэ!»
О событиях этого времени см. также в статьях «Ганнибалова клятва» и «Ганнибал у ворот».